Насупившись, Блейз смотрел на свои руки. Тут не выдержал его отец Захария:
— Да что с ним разговаривать, с этим идиотом, — взорвался он. — Его место в пансионате для душевнобольных. Там он быстренько расскажет правду.
Блейз зло усмехнулся.
— Успокойся, папочка. Я предусмотрел ваши нежные порывы и принял меры. Я заранее прошел через множество тестов и испытаний, и теперь любая комиссия подтвердит мою психическую состоятельность и высокий коэффициент интеллекта. И вы все, дорогие родственнички, бессильны что-либо изменить.
— Пусть даже так, но ты не забывай, что и двухнедельный ребенок имеет все права гражданина, — возразил высокий смуглый и элегантный Рауль, дед Блейза, явно забавляясь семейной сценой. — Он сын тебе, и ты не имеешь права лишать его всего. Ты уверен, что все делаешь правильно?
— Уверен.
Джеффри повел грузными плечами, глазами сверкнул на Блейза.
— Где мальчик? — едва сдерживаясь, спросил он.
— Не знаю и не хочу знать!
— Он мой внук! — взвился Захария. — И мы найдем его, слышишь? Где бы он ни был, хоть на континенте.
— Это точно, — поддержал Рауль. — У семьи Харкеров достаточно власти, чтобы покончить с твоей дурью. До сих пор ты развлекался как только хотел. Отныне будем считать, что твоя вольная жизнь кончилась.
— Сомневаюсь, — усмехнулся Блейз. — Средств у меня вполне достаточно, чтобы обойтись без вас. А вот моего сыночка отыскать вам будет весьма сложно.
— Ничего, мы семья могущественная, — вслед за Раулем заметил Джеффри.
— Кто бы спорил… — с улыбкой согласился Блейз.
— Но любопытно, как вы узнаете его, если даже найдете?
Общество, культивирующее наслаждение, создало извращенную науку. Кто знает, сколько блестящих умов погибло в утонченной неге. И среди порабощенных искусственной эйфорией встречались великолепные специалисты любого профиля, согласных на все, лишь бы продлить удовольствие. Способный хорошо заплатить, Блейз легко нашел женщину, отлично знающую свое дело, во всяком случае, когда носила Мантию Счастья. Адаптированное животное венерианских морей, Мантия обволакивала свою жертву, устанавливала с ней нейроконтакт, и та медленно умирала в высочайшем наслаждении. Такая сладкая смерть стала настолько популярной, что промысел этих животных был строжайше запрещен.
Женщина прекрасно смотрелась в белоснежном мягком одеянии. Мантия причудливо мерцала и содрогалась в экстазе смертельного симбиоза. В гипнотической сосредоточенности женщина выполняла работу, которая должна была обеспечить ей достойные похороны года через два. Больше любители Мантии не жили.
Эндокринологию она знала до тонкостей, и через некоторое время Сэм Харкер навсегда утратил свои наследственные признаки.
Редкий пушок на голове ребенка, способный со временем превратиться в рыжую шевелюру, навсегда уничтожило специальное средство. Была изменена генетическая матрица. Искусно прооперированные мозжечок, щитовидная железа и шишковидный отросток мозга, представляющие пока просто комочки ткани, по мере созревания организма должны были все более отдалять внешность ребенка от фамильных черт Харкеров. Но сейчас это был всего лишь бесформенный комок хрящей и желеобразных тканей. Грубые швы четко просматривались на его мягком младенческом черепе.
— Сойдет, — усмехнулся Блейз. Перед его мысленным взором стояла Бесси. — Не так, чтобы совсем уж урод. Низенький, толстенький… кретин.
Подрагивающий комок плоти, слепя белизной бинтов в свете бактерицидных ламп, неподвижно лежал на операционном столе.
Женщина в Мантии, содрогаясь в неописуемом экстазе, тронула кнопку вызова и легла на пол. Ее глаза, пустые, словно зеркальца, слепо уставились в потолок. На вызов пришел ассистент. С послеоперационной обработкой мог справиться и он.
За Блейзом была установлена слежка. Таким образом старшие Хоркеры надеялись найти ребенка. Но Блейз, казалось, предусмотрел все. Отпечатки пальцев и снимок глазного дна Сэма он спрятал в тайнике. Сам же он попытался поскорее забыть сына, отдавая все на волю случая. Надежды для Сэма Харкера почти не оставалось.
Своеобразный будильник в мозгу Блейза потихоньку тикал, но зазвонит ли он когда-нибудь, не знал и сам Блейз. Реальность оказалась слишком жестока к нему, и он всеми силами старался забыть и Бесси, и сына. С отчаянной решимостью’он окунулся в водоворот гедонизма, и культ наслаждении снова раскрыл ему свои сладостные объятия.
Дни сменялись днями. Время тянулось невыносимо медленно. Свои ранние годы Сэм почти не помнил. Родители его, или точнее, те, кого он считал своими родителями, не имели с ним ничего общего. Операция, изменив внешность, не затронула мозг, и он унаследовал от предков-мутантов их интеллект и способности. Мутация, впрочем, приводила лишь к увеличению продолжительности жизни, но и этого оказалось достаточно, чтобы семья Харкеров господствовала на планете. Разумеется, они не были единственными долгожителями. От двухсот до семисот лет могли надеяться прожить несколько сот человек. Это качество передавалось потомству вместе с внешними признаками и бессмертных было легко узнать.
Одним из самых памятных впечатлений детства Сэма был карнавал. Родители его, надев неуклюжие цветные наряды, смешались с толпой.
Купол Делавэр сиял. Карнавал был древней традицией. Над дорогами туманом висели разноцветные душистые дымы. Сквозь них, лишь с трудом можно было разглядеть гуляющих. На карнавале все были равны. Правда, теоретически, так было всегда, но…
Именно на этом карнавале Сэм встретил прекраснейшую женщину в голубом. Впрочем, цвет был не совсем голубым — бархатистое одеяние переливалось всеми всевозможными оттенками. Мальчику страстно захотелось прикоснуться к ней. Чистые строгие линии платья гармонировали с ее утонченным лицом и волнами золотистых волос. Только издали он мог смотреть на нее, несмотря на неистовое желание узнать о ней как можно больше.
— А, Кедра Уолтон, — единственное, что смогла ответить мать. — Ей уже, наверное, под триста.
— Кто она? — Годы не имели значения.
— Для нас она недосягаема.
— Что ж, дорогой, пришла пора прощаться.
— Но почему?
— Мы вместе уже шестьдесят лет. Не многовато?
— Кедра, Кедра… как жаль, что мы так долго живем.
— Ну что ты… — улыбнулась, она. — Иначе мы бы просто не встретились. Мы бессмертны, и естественно, что нас тянет именно друг к другу. Потому мы и вместе.
Под террасой шумел и сверкал карнавал. Захария Харкер взял ее за руку.